Неточные совпадения
Тут башмачки козловые
Дед внучке торговал,
Пять раз про цену
спрашивал,
Вертел в руках, оглядывал:
Товар первейший сорт!
«Ну, дядя! два двугривенных
Плати, не то проваливай!» —
Сказал ему купец.
— Мой
дед землю пахал, — с надменною гордостию отвечал Базаров. —
Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас — в вас или во мне — он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
Это было очень оглушительно, а когда мальчики кончили петь, стало очень душно. Настоящий Старик отирал платком вспотевшее лицо свое. Климу показалось, что, кроме пота, по щекам
деда текут и слезы. Раздачи подарков не стали дожидаться — у Клима разболелась голова. Дорогой он
спросил дедушку...
По настоянию
деда Акима Дронов вместе с Климом готовился в гимназию и на уроках Томилина обнаруживал тоже судорожную торопливость, Климу и она казалась жадностью.
Спрашивая учителя или отвечая ему, Дронов говорил очень быстро и как-то так всасывая слова, точно они, горячие, жгли губы его и язык. Клим несколько раз допытывался у товарища, навязанного ему Настоящим Стариком...
Было очень трудно понять, что такое народ. Однажды летом Клим, Дмитрий и
дед ездили в село на ярмарку. Клима очень удивила огромная толпа празднично одетых баб и мужиков, удивило обилие полупьяных, очень веселых и добродушных людей. Стихами, которые отец заставил его выучить и заставлял читать при гостях, Клим
спросил дедушку...
«Мы на мели?» —
спросил я
деда.
«Где мы?» —
спросишь, проснувшись, утром у
деда.
«Ну что, подвигаемся?» —
спросите потом вечером у
деда, общего оракула.
«
Дед, где мы теперь?» —
спросил я однажды.
Дед,
спросивши треть ведра на троих, отправился в сарай.
Любя во всем точность,
дед строго
спрашивает...
Мне было лень
спросить — что это за дело? Дом наполняла скучная тишина, какой-то шерстяной шорох, хотелось, чтобы скорее пришла ночь.
Дед стоял, прижавшись спиной к печи, и смотрел в окно прищурясь; зеленая старуха помогала матери укладываться, ворчала, охала, а бабушку, с полудня пьяную, стыда за нее ради, спровадили на чердак и заперли там.
Однажды мать ушла ненадолго в соседнюю комнату и явилась оттуда одетая в синий, шитый золотом сарафан, в жемчужную кику; низко поклонясь
деду, она
спросила...
Дед вошел, остановился у порога и
спросил...
Но теперь я решил изрезать эти святцы и, когда
дед отошел к окошку, читая синюю, с орлами, бумагу, я схватил несколько листов, быстро сбежал вниз, стащил ножницы из стола бабушки и, забравшись на полати, принялся отстригать святым головы. Обезглавил один ряд, и — стало жалко святцы; тогда я начал резать по линиям, разделявшим квадраты, но не успел искрошить второй ряд — явился дедушка, встал на приступок и
спросил...
Как-то утром пришел
дед со стамеской в руке, подошел к окну и стал отковыривать замазку зимней рамы. Явилась бабушка с тазом воды и тряпками,
дед тихонько
спросил ее...
— Поведете? —
спросила мать, вставая; лицо у нее побелело, глаза жутко сузились, она быстро стала срывать с себя кофту, юбку и, оставшись в одной рубахе, подошла к
деду: — Ведите!
Дед ушел. Почуяв что-то недоброе, я
спросил бабушку...
Дед выдернул меня из тесной кучи людей и
спросил, держа за голову...
Она встала и ушла, держа руку перед лицом, дуя на пальцы, а
дед, не глядя на меня, тихо
спросил...
Дед спросил, наклонясь ко мне...
Мне было трудно поверить в жестокость бога. Я подозревал, что
дед нарочно придумывает всё это, чтобы внушить мне страх не пред богом, а пред ним. И я откровенно
спрашивал его...
Вошел
дед, серый, ощетинившийся, с покрасневшими глазами; она отстранила меня движением руки, громко
спросив...
Я
спрашивал, кто такие олончане и отчего они бегали по лесам, —
дед не очень охотно объяснял...
— Это кто? —
спросил я, оробев.
Дед ответил неприятным голосом...
Райнеру видится его
дед, стоящий у столба над выкопанной могилой. «Смотри, там Рютли», — говорит он ребенку, заслоняя с одной стороны его детские глаза. «Я не люблю много слов. Пусть Вильгельм будет похож сам на себя», — звучит ему отцовский голос. «Что я сделаю, чтоб походить самому на себя? —
спрашивает сонный юноша. — Они сделали уже все, что им нужно было сделать для этих гор».
«Что ж, хорошо ли там было?»
Дед на ребенка глядит:
— Лучше не
спрашивай, милый!
Бабушка встретила меня ласково и тотчас ушла ставить самовар;
дед насмешливо, как всегда,
спросил...
Пришел
дед, сощурился и
спросил...
— А ну! Что вы скажете? —
спросил Борк, глядя на лозищанина острым взглядом. — Вот как они тут умеют рассуждать. Поверите вы мне, на каждое ваше слово он вам сейчас вот так ответит, что у вас язык присохнет. По-нашему, лучшая вера та, в которой человек родился, — вера отцов и
дедов. Так мы думаем, глупые старики.
Однажды я
спросил его: «
Дед! зачем живут люди?..» (Стараясь говорить голосом Луки и подражая его манерам.) «А — для лучшего люди-то живут, милачок!
—
Дед, какая это деревня? —
спросил Егорушка.
—
Дед, а ты чего не ешь? —
спросил его Емельян.
—
Дед, зачем это крест стоит? —
спросил Егорушка.
—
Дед, скоро мы поедем? —
спросил Егорушка у Пантелея.
—
Дед, а кто это? —
спросил Егорушка.
—
Дед, гроза будет? —
спросил Егорушка.
— Ты думаешь! Надо знать. Вон, за горою, живет семья Сенцамане, —
спроси у них историю
деда Карло — это будет полезно для твоей жены.
— Далеко,
дед? —
спросил мой товарищ.
— А чи не рассказывал вам старик, —
спросил Максим, — старую бывальщину про нашего
деда?
— Ну а что же случилось с другими? —
спросил я, видя, что
дед опустил голову и замолк.
Когда
дед Еремей сидел на дворе, Терентий выходил на крыльцо и смотрел на него, прищуривая глаза и прислоняя ладонь ко лбу. Жёлтая бородёнка на его остром лице вздрагивала, он
спрашивал виноватым голосом...
— Когда бог судить-то будет? — вдруг
спросил он
деда.
Илья заметил, что болезнь
деда очень беспокоит буфетчика Петруху и дядю Терентия. Петруха по нескольку раз в день появлялся на чёрном крыльце трактира и, отыскав весёлыми серыми глазами старика,
спрашивал его...
— А может быть! Ведь мой
дед, отец инженера, был ямщик. Ты не знал этого? —
спросила она, обернувшись ко мне, и тотчас же представила, как кричат и как поют ямщики.
Мышлаевский. Что ты, юнкер, мне газеты тычешь? Я бы всю эту вашу газетную шваль перевешал на одном суку! Я сегодня утром лично на разведке напоролся на одного
деда и
спрашиваю: «Где же ваши хлопцы?» Деревня точно вымерла. А он сослепу не разглядел, что у меня погоны под башлыком, и отвечает: «Уси побиглы до Петлюры…»
— Дай досказать… Помни, мимо млина не идите, лучше попод горой пройти — на млине работники рано встают. Возле панских прясел человек будет держать четырех лошадей. Так двух Бузыга возьмет в повод, а на одну ты садись и езжай за ним до Крешева. Ты слушай, что тебе Бузыга будет говорить. Ничего не бойся. Пойдешь назад, — если тебя
спросят, куда ходил? — говори: ходили с
дедом в казенный лес лыки драть… Ты только не бойся, Василь…
— Мы-то? — Он взглянул на меня с оттенком недоумения, как человек, которому трудно перевести внимание на новый предмет разговора. — Мы, значит, по своему делу, по хресьянскому. Главная причина из-за земли. Ну и опять, видишь ты, склёка. Они, значит, так, мир, значит, этак. Губернатор выезжал. «Вы, говорит, сроки пропустили…» Мы говорим: «Земля эта наша,
деды пахали, кого хошь
спроси… Зачем нам сроки?» Ничего не примает, никаких то есть резонов…
Да-с, но в то же время это показывает, что они совершенно не понимают духа времени: я, по моей болезни, изъездил всю Европу, сталкивался с разными слоями общества и должен сказать, что весьма часто встречал взгляды и понятия, которые прежде были немыслимы; например-с: еще наши отцы и
деды считали за величайшее несчастие для себя, когда кто из членов семейств женился на какой-нибудь актрисе, цыганке и тем более на своей крепостной; а нынче наоборот; один английский врач, и очень ученый врач, меня пользовавший, узнав мое общественное положение, с первых же слов
спросил меня, что нет ли у русской аристократии обыкновения жениться в близком родстве?